В связи с неуклонным накоплением лингвистических и экстралингвистических данных, касающихся контактных связей между алтайскими и уральскими языками, встает задача полной систематизации этих данных. Очевидно, ее идеалом явилось бы построение такой схемы, в которой любой факт контактного происхождения — алтайское заимствование в одном или нескольких уральских языках, урализм в том или ином из алтайских языков, изоглосса фонетического развития и т.п. — мог бы занять строго определенное место, обрести свою топохронологию. Оптимальную сетку пространственных и временных координат могла бы задать трехмерная схема — преобразующаяся во времени карта ареалов распространения уральских и алтайских языков, указывающая тем самым зоны сближения, смыкания и наложения этих ареалов, т.е. зоны потенциального возникновения контактных феноменов. С некоторой потерей точности такая ‘схема может быть сведена и к серии карт, отражающих различные временные срезы и языковые состояния, или же к таблице, фиксирующей /а/ время, /б/ регион, /в/ уральские и алтайские языки, контактировавшие в это время в этом регионе, ср. фрагмент подобной таблицы:
| Подунавье | Прикамье | Присаянье | |
| X в. н.э. | хазаро-булгарский : древневенгерский | волжско-булгарский : прапозднепермский | древнетюркский : маторский |
Заполнение схемы конкретным материалом, по мере роста его полноты и надежности, способно во многом прояснить те социолингвистические = исторические обстоятельства, в которых проходило контактирование. Общее количество, направление, степень фонологизма в адаптации и семантический спектр заимствований, относящихся к определенному времени/региону, могут интерпретироваться как показатели интенсивности соответствующих контактов, распространенности билингвизма, различий в функциях двух языков и т.д. Речь идет об одном из важных не только в урало-алтаистике направлений в реконструкции языковых ситуаций, выступающей как самостоятельная сфера исследований по отношению к традиционной реконструкции (пра)языковых состояний.
Естественно, возможность и надежность заполнения схемы для древних эпох зависит от решения фундаментальных для палеолингвистики вопросов локализации прародин и миграционных путей; последнее особенно существенно, когда мы имеем дело с алтайскими народами, продемонстрировавшими едва ли не на всех этапах своей истории значительно более высокую мобильность, чем уральские народы. В то же время налицо и обратная связь: данные по лексическим заимствованиям и по другим отражениям уральско-алтайских связей, пока далеко не в полной мере учтенные в исследованиях по этнической истории, в ряде случаев ведут к принципиально важным констатациям.
В качестве примера можно сослаться на многочисленные параллели между прасамодийскими и пратунгусо-маньчжурскими формами. Само существование, объем и характер данного фонда контактной лексики едва ли можно объяснить в рамках концепции маньчжурско-приамурской прародины тунгусо-маньчжурских народов. Гораздо реалистичнее выгладит версия, локализующая их прародину в Западном Прибайкалье до Енисея (при постоянном проникновении в некоторые соседние регионы).
Наличие в венгерском языке слов, имеющих в конечном счете славянское происхождение, но непосредственно заимствованных из «промежуточных» тюркских форм, доказывает, что племена степных кочевников, закрепившиеся в конце IX в. в Подунавье, принесли с собой не только тюркские экзоэтнонимы, тюркские имена князей и тюркскую титулатуру, но и тюркский — по всей вероятности, хазарско-булгарский — язык, функционировавший на первых порах достаточно активно, хотя и вытесненный затем языком мадьярской части переселенцев. (Отметим, что «промежуточным» тюркским языком вряд ли мог явиться язык дунайских аваров, если даже последние и были исходно тюркоязычными, что не может считаться доказанным.)
Нельзя не признать, что задача систематизации уральско-алтайских этноязыковых связей в топохронологическом ракурсе сталкивается с огромными, отчасти пока что неразрешимыми трудностями в интерпретации имеющегося материала. Так, по всей вероятности, среди лексических и грамматических параллелей, которые представлены и с уральской, и с алтайской стороны во всех языковых группах или в значительной их части и которые традиционно привлекаются в исследованиях по проблематике «урало-алтайской общности», имеются факты троякого происхождения: а/ наследие ностратического родства; б/ наследие родства или по крайней мере ареально-генетических отношений в рамках более позднего восточноностратического единства; в/ результаты вторичных контактов между уже вполне обособившимися, но еще не подвергшимися дальнейшему дроблению уральским и алтайским праязыками. Удовлетворительный критерий имеется лишь для опознания фактов первого рода — этим критерием служит наличие соответствий в других ветвях ностратической макросемьи. В тех случаях, когда он не работает, трактовка урало-алтайских соответствий обычно носит гадательный характер.
Далее, остается неясным — и трудно укладываемым в какую-либо топохронологическую схему — происхождение немногочисленных, но чрезвычайно ярких лексических параллелей между тюркскими, с одной стороны, и прибалтийско-финскими и саамским, с другой стороны, языками (при отсутствии соответствий в других уральских языках), ср. фин. arpa «орудие колдовства» : тюрк. arpa- «колдовать» (ностратическое происхождение сомнительно), приб.-фин. *käkrä «косой» : тюрк. *käkrü ‘то же’ и др.
Стали известны (в основном благодаря работам И. Футаки) тунгусо-маньчжурские этимологии нескольких венгерских слов, ср. венг. kanál (из kalán) «ложка» : тунг. kalan «черпак», венг. oldal «сторона» : тунг. (х)oldon «то же» и др. Относительно времени и места заимствования пока можно строить самые разноречивые версии (контакты на восточной прародине венгров, участие тунгусо-маньчжурских племен в венгерском этногенезе, проникновение этих племен в Подунавье и т.п.).
Легче преодолимы те трудности, которые создаются недостаточной изученностью или неизученностью таких вопросов, как распространенность в языках уральской семьи непосредственных монгольских заимствований (в отличие от монголизмов, проникших через тюркское посредство), объем корпуса «сибирских» лексических изоглосс, представленных, в частности, в уральских и алтайских языках, и др.
Примечания
- Хелимский Е.А. Király и olasz. К истории ранних славяно-тюрко-венгерских связей // Славяне и их соседи. Москва, 1988.